Конёк этого вагона — точность. Предназначен он для перевозки сыпучих грузов: песок, щебень, гравий. Загружается вагон сверху, а разгружается порциями, через люки в днище. Люками управляет оператор с пневматического пульта вагона. Дозирует груз, отсыпает сколько нужно. Отсюда и прибавка к названию — дозатор. Такой вагон удобен при ремонте железнодорожных путей. Поэтому он часто встречается в составах ПМС. Путейцы без хоппера-дозатора — никуда: подогнали вагон, подсыпали балласт там, где полотно размыло да грунт просел. В нужном месте, столько, сколько требуется и быстро — именно таким должен быть ремонт.
Это похоже на журналистику, где главное, быть на грани, но не переборщить. Иначе рискуешь потерять читателя. В то же время, нужно писать интересно, с напором, чтобы текст решал определённую автором задачу. Вне железнодорожного контекста, в этом случае говорят о балансе. Но смысл тот же — дозатор.
Неопознанный объект
Парящая над полем цистерна с нарисованными глазами — космический корабль или водонапорка
На долгом лесном перегоне электричка разогналась. Путь прямой, без подъёмов и ограничений — чего там. За окном пушистые зелёные ели затеяли бешеный кавардак. На скорости они принялись скакать и прыгать так, что от этой скачки зарябило в глазах. Заходящее солнце путалось в макушках деревьев. Каждый раз, показываясь из-за ели, лучи били в стекло, и рассыпались в стороны десятками солнечных бликов. В этот миг поперёк вагона протягивались длинные тени деревьев и исчезали, как только солнце пряталось за очередным еловым стволом.Неожиданно поезд выскочил из леса и понёсся по кромке поля, ведомый блестящими полосками рельс. Железная дорога изогнулась дугой, электричка повернула вслед за ней, и в окне справа мелькнул необычный объект. Я видел его секунду, не больше — поезд снова нырнул в лес. Но образ объекта запечатлела память, и я разглядел его потом, по памяти.Сначала принял эту штуку за НЛО.Это первое, что пришло на ум. Два горизонтальных стальных цилиндра серебристого цвета на четырёх тонких ножках-опорах. Сверху клубок труб, кранов, шлангов, распахнутые металлические люки. И два огромных глаза, внимательно, с прищуром всматривающиеся вдаль, за горизонт. Только такой взгляд отражением, отгибанием, рассеиванием способен преодолеть кривизну поверхности планеты. И увидеть чуточку больше, чем видит обычный глаз. Что ещё думать — явно что-то космическое.Пока размышлял об инопланетном корабле, пришла вторая догадка — критическая. И как большинство обдуманных вещей, более прозаичная. Цистерны на металлической раме, поднятые над землёй — не что иное, как водонапорная башня. Сосуд, снабжающий водой дачные участки, расположенные где-то поблизости. Возможно, за полем, за горизонтом, там, куда устремился внимательный взгляд. А глаза — это всего лишь граффити на торцах цистерн, нарисованное дачниками-подростками.
Всё это догадки, объяснение. Что это на самом деле, я не знаю. Может быть, я снова буду проезжать там на электричке и удастся разглядеть объект получше. Может, я так и не узнаю, что это было на самом деле. Любопытное свойство памяти: цепляться, запоминать визуальные образы. И эта штука, цистерна тоже сохранилась в образе — запомнилась именно такой.
Бесплатная парковка
За деньги можно купить всё, или почти всё. Вот только бесплатного не купишь
Во дворе многоэтажки самого обычного подмосковного городка всё как обычно. События происходят крайне редко – дворовая жизнь разнообразием не кипит. Но сегодня двор всполошился, нарушился привычный уклад, сметено смиренное спокойствие. А началось всё с того, что во двор, вороша зубастыми колёсами борозды укатанного снега, въехал внедорожник. Огромный, чёрный, блестящий – не нашего полёта птица, не дворовая, залётный. Поелозив у подъезда, джип воткнулся задним бампером в сугроб и встал. Из машины вылез водитель – в летах мужчина в дублёнке и пыжиковой шапке. Он сощурил глаза от яркого солнца, с непривычки после тонированных стёкол авто. Ощупал взором двор, словно искал что-то. Прошёл на детскую площадку, где мамаши с колясками встали в круг, обсуждая свои проблемы. Спросил что-то. Они лишь плечами пожали, затараторили меж собой. Мужчина подошёл к алкашам, сидящим на лавочке. Помятая двоица потягивала портвейн из пластиковых стаканчиков, нежась под лучами весеннего солнца. Под лавкой стояла початая бутылка с тремя семёрками на этикетке. Алкаши замотали головами, развели руками – не знаем, мол.Мужчина, вконец запыхавшись, подошёл ко мне. Дублёнка расстёгнута, шапка съехала на бок, лакированные ботинки тонули с размякшем снегу. Тяжело дыша от ходьбы по сугробам, мужчина вымолвил:— Вы не знаете, где паркомат? Стоянку оплатить, — он кивнул на внедорожник, чернеющий в сугробе у подъезда.— Оплатить? – переспросил я, соображая, в чём дело.— Да, аппарат для оплаты, или как тут у вас оплачивают, — он наморщил лоб, с надеждой глядя на меня.— Вы из Москвы, наверное, — предположил я. – Здесь не платят, стоянка в дворе свободно.— Серьёзно? – удивился автомобилист. – Действительно, я из Москвы. Приходится платить, иначе машину увезут.Он пожал плечами, пикнул кнопкой на брелке сигнализации. Внедорожник весело моргнул аварийкой – встал на сигнализацию. Мужчина зашёл в подъезд. А двор, всё это время неотрывно наблюдавший за похождениями гостя, загудел:— Ну москвичи…— Ты смотри, платить, говорит, где?— Да нет, не спорьте, несчастные они — за всё платят.
Событие сегодня во дворе, история приключилась – поучительная: есть что обсудить.
Лыжники в вагоне
«Прежде чем пёрнуть — оглянись!» — гласит народная мудрость. Шум, музыка, громкий разговор в вагоне мешает иным пассажирам наслаждаться задумчивым настроением дороги
Электричка отошла от заснеженной станции и тут же застучала колёсами в узком коридоре железнодорожной просеки. В окнах замельтешили ветки гигантских елей. Растопыренные в стороны ветки придавили белые снеговые шапки: соскользни сугроб с ветки, освободится она, стремительно выстрелит пружиной, разбрасывая по сторонам снежную пыль. За окном пурга, на скорости снежные заряды дико колотят по стеклу. Во чреве вагона тепло и по-особому уютно от жёлтого света ламп. Из воздуховодов струится тепло, пахнущее электричеством и пригорелым машинным маслом. В этом железнодорожном климате вольготно разместились немногочисленные подмосковитяне — те, кто этим субботним вечером променял удобное домашнее кресло перед телевизором на аскетичную лавку электрического поезда. В зимней электричке выходного дня публика особая. Да и поезда эти самые немногочисленные за весь железнодорожный сезон. Летом в график добавят дополнительные рейсы, специально для дачников и горожан, что любят отдохнуть на природе, у озера с шашлычком. А зимой куда ехать: сиди дома, отдыхай после рабочей недели. Интервалы между электричками большие, но и редкие составы не наполняются — поток пассажиров невелик. А сегодня ещё метель-вьюга разыгралась, лишний раз подумаешь, прежде чем из дому выйти. Не говоря уж о том, чтобы пуститься в дальний путь.Эти обстоятельства определяют состав пассажиров в вагоне — люди необычные и пророй даже странные встречаются в таких вечерне-субботних зимних электричках. Вот старичок с длинным седым хвостом на затылке, что словно коса у девы. А одет обыкновенно, только белый хвост выдаёт особую натуру. А рядом женщина, одета просто, по-деревенски. Уткнулась в книгу, глотает страницу за страницей. Обложка книги обёрнута газетой — название не прочесть. Но если приглядеться, можно разобрать колонтитул: «Как жить роскошно». Жить роскошно в деревне — это интересно. Курсанты в военной форме едут на побывку в город, едва слышно обсуждают события минувшей недели. Тихо, чтобы своим разговором не потревожить остальных путешественников — пассажиров вагона. А пассажиры… молодёжь «поглаживает» экран с лентой соцсетей. Кто постарше — закрылся газетным разворотом, изредка наполняя вагон шелестом бумаги. А кто и вовсе заслонил уши наушниками, прислонился к оконной раме и задумчиво смотрит в окно, размышляя под музыку о чём-то своём.Огней за окном стало больше — электричка подбиралась к городу: промзоны, гаражи, посёлки, разъезды на станциях, заставленные вереницами товарных вагонов. Поезд снова нырнул в лес, только какой-то чересчур аккуратный, словно специально высаженный, с макушками деревьев одинаковой высоты. За тёмным стволами замерцали уличные огни — наверное, санаторий. Тёмное полотно леса прошил пунктир фонарей на аллеях, как белая строчка на чёрном полотне. Электричка замедлила ход, остановилась у полустанка. А может зря: кому здесь ехать, да ещё в такое время.В тамбуре раздался взрыв дружного хохота, шум, громкие голоса. Десятки ботинок заколотили о пол, стряхивая снег с подошв. Тамбурные двери с измученным стоном разъехались в стороны, и в салон цепочкой потянулись лыжники с зачехлёнными, наспех упакованными лыжами под мышкой. Компания расселась на лавках, заняв добрую треть вагона. Ребята с грохотом рассовали лыжи по багажным полкам, достали термосы. Парни и девушки с румяными от мороза лицами, жуя бутерброды и запивая горячим чаем, оживлённо обсуждали пройденный маршрут. Остро запахло коньяком: из рук в руки переходила пластиковая бутылочка с бурой жидкостью — кто плеснул в чай, кто глотнул и передал соседу.
Резкие голоса прервали тягучий, субботний уклад вагона, нарушили покой. И так некстати пришлась эта перемена, словно диссонансом резануло слух. Задумчивое настроение, какое случается на долгих пригородных перегонах в полупустом вагоне, постепенно улетучивалось — поезд подходил к Москве.
«Радуга»
Выбор есть всегда. Обычно, три варианта: сделать, сделать по-кривому или ничего не делать — тоже выбор
Всё-таки какие же удивительные места встречаются на необъятных просторах нашей родины. Выходишь с вокзала и тут же ориентирует указатель-путеводитель — целая схема. Две дороги ведут к закусочной «Радуга». Направо, в обход — путь долгий и опасный. Плакат предупреждает: «Внимание, асфальт!» Существует путь короче, напрямки. Хоть и грязновато, но быстро и безопасно. Если не удержат ноги, никакого асфальта — грозного врага завсегдатая заведения, на пути не встретится. А доведётся лишь, подсклизнувшись, плюхнуться лицом в раскисшую глину.
А есть вариант — не ходить. Остаться на месте или подыскать другое развлечение, поинтересней. На плакате этот путь не обозначен, но человек его подразумевает в первую очередь. В общем, как и с платными автодорогами: альтернатива предложена, а выбор за клиентом. Всегда.
Производственное искусство
Место для творчества находится даже в рутинной работе. Порой эти творения решают производственные задачи
Искусство не стоит на месте, не замерзает льдом в трескучий мороз, не костенеет со временем, не рассыпается бумагой в труху. Искусство постоянно в движении, при этом каким-то непостижимым образом ещё и сохраняется. Кажется, сама Вселенная сберегает искусство, его формы и всяческие проявления. А проявляется оно в самых разных сферах деятельности человека, даже там, где его и ждать не приходится. Пора новое направление в искусстве открывать — Производственное творчество. Не секрет, что большинство наёмных работников нерационально используют оплачиваемые работодателем часы, отведённые для выполнения служебных обязанностей. Мягко говоря. Это наблюдение руководителя. Кто сидит в соцсетях, кто читает книги, кто без конца перетирает за жизнь в курилке, вспоминая советские времена. Онлайн-игры, фильмы, бессмысленная переписка в мессенджерах — чем только не занимается офисный люд в рабочее время. Но есть люди, которые предпочитают использовать перерывы в работе с пользой — они творят. Особенно это касается тех, кто на работе оторван от сети, от бессмысленного потребления информации.Колесит по городу развозной грузовичок, едет по стандартному маршруту: на склад, от одного магазина-заказчика к другому. Развозит товары, продукты. Иногда и постоять приходится: то в ожидании разгрузки, то на дебаркадере, а пробки… много лишнего времени образуется для творчества. Борта грузовика покрыты лёгким налётом дорожной грязи — загрунтованное чистое полотно для творчества. Надевает шофёр перчатку и выводит на борту. Чего только не приходилось видеть: от банальных «Виталя, помой меня» и «Вези, трудяга, домой бродягу», до рифмовок — истинных шедевров производственной поэзии, во весь борт.Отъезжает грузовичок от дебаркадера магазина, двигается к следующему, а на двери фургона красуется надпись — послание грузчиков магазина коллегам, в соседний магазин. Порой, забористая фразочка, с матерком, но не обидная. Едет грузовик по городу и надписью отсвечивает — народ веселит. А что, тоже — производственное искусство.
Вот, сборщики мусора рисуют на заборе граффити — бутылка с мыльными пузырями и надпись «Хватит бухать». В надежде, что бутылок под забор будут кидать меньше. Не знаю, поможет ли рисунок, но на производственное искусство это вполне тянет. Недолговечно такое искусство, сиюминутно: помыли грузовик, покрасили забор, но вот же осталось оно здесь в Отстое, побудет какое-то время.
Наливной
Слышу шум, знаю, откуда он — наливной гонят
Прогон наливного, под путепроводом — грохот страшный. Бочки скользят по рельсам, дёргаются, стукаются друг от друга, мотает состав. С высокой насыпи разлетается грохот на десятки километров по округе. Клокочет, эхом бьётся в лесной просеке, летит над бором, проникая в глубоко в чащу. Туда, где заповедную природную тишину смеет нарушить лишь гул пролетающего за облаками самолёта, да вот такой дальнобойный грохот.
Идёшь по зимнему лесу — тишина, снег под подошвами поскрипывает, воробьи мечутся на утоптанной в снегу тропе, чирикают. Благодать. И вдруг — нарастающий шум, гул, звон, перекрывающий все звуки. Пошумит с минуту и снова тишина: похрустывают замёрзшие деревья, да воробьи чирикают. А как выглядит далёкий шумовой источник в динамике — я прекрасно знаю, доводилось наблюдать.
8 марта
Сберегай боевую техники, и в нужный момент она не подведёт
У подъезда, переминаясь с ноги на ногу, утаптывала сугроб хорошенькая девушка. Золотые волосы струились по меховому воротнику, поднятому стойкой. Из-под короткой шубки вниз устремлялись стройные ноги, обтянутые чёрными кружевами тончайшего нейлона. Хрупкие девичьи руки, полуприкрытые коротким шубьим рукавом, мелко дрожали — дама простояла на морозе не меньше четверти часа. В конце обшарпанной панельной девятиэтажки забрезжил свет. Там, где выстроились ряды металлических контейнеров с шапками из наваленного сверху мусора. Где свалены старые диваны с продранной обивкой и валяются ненужные уже книжные полки. Где истошно орут уличные коты и пахнет помоями — там въезд во двор. Там мелькнул свет автомобильных фар, послышался нарочито басовитый и напористый рык двигателя. По двору медленно полз автомобиль с пробитым глушителем и изрядно пожёванным кузовом. Отблеск уличных фонарей искрился и плясал в многочисленных рёбрах и гранях, образованных помятым металлом. Теперь девушка повернула голову и с надеждой смотрела на медленно приближающееся рычащее чудовище. К подъезду вырулила «восьмёрка». Водитель нажал на тормоз. Колёса застопорились, автомобиль заскользил по накатанному льду, ткнулся бампером в высокий бордюр, встал. Распахнулась дверь и из «восьмёрки» выскочил взволнованный парень, кинулся к девушке. — Ты извини, милая, на дороге лёд, особо не разгонишься, — оправдывался он. Парень ухватил замерзающую особу за локоть и подвёл к машине. Дёрнул ручку пассажирской двери — замок не поддавался. С силой саданул кулаком по ручке, подёргал дверь — то же. Есть такая «болезнь» у «зубил»: дверные ручки зимой закисают напрочь. И из салона не открыть, глухо. — Что за… — выругался парень. — Не открывается! Девушка картинно закатила глаза и стала пятиться к подъезду. — Подожди, подожди, — продолжая успокаивать даму, находчивый водитель метнулся к багажнику. Достал отвёртку, принялся ковырять заевшую дверную ручку. Послышался металлический скрежет. Парень с силой дёргал дверь на прочность — «восьмёрка» не поддавалась. Может, приревновала владельца: водится за автомобилями женского пола такой грех.
Хлопнула дверь подъезда, послышался стук девичьих каблуков — она не выдержала, сбежала домой. Парень с минуту постоял, тупо глядя на подъездную дверь за которой только что скрылась фигура в шубе. Покрутил в руках отвёртку, пожал плечами, плюхнулся в водительское кресло и дал газ. Изношенное «сердце» авто застучало, загремело, заревело. Пробуксовав на льду, мятая «восьмая» дала назад — на выезд. А в окне третьего этажа из-за задёрнутой шторы выглядывала пара глаз. Неотрывно наблюдая, как медленно удаляется свет фар покидающей двор машины.